Мир любимых женщин   

СВЕТЛАНА ЕРМАКОВА: Пришел с портфелем, и я танцевала вокруг портфельчика. Это было трудное решение, с женой остались два маленьких сына (которых Леонид не бросил. Сейчас наши сыновья называют друг друга братьями).

Через год Леонид сказал, что никогда мне не изменит. Вот его рассказ, с сокращениями.

ЛЕОНИД ЖАРОВ:

"В драматургии главное — недосказанность!

Это слова Игнатия Дворецкого. Ему мы навсегда благодарны. Он был первый, кто нас оценил. Кто показал нам, что мы вдвоем — некое явление. Что это явление кое-кого раздражает, и мы постоянно должны быть готовы к отпору.

В 1985-м году многие в Тюмени знали, что знаменитый 67-летний ленинградский драматург Дворецкий живет здесь уже несколько месяцев.

Мы познакомились, и Дворецкий приехал к нам в Тараскуль, с ночевкой. Нашу любовную историю он хотел сделать пьесой.

Наши рассказы я записывал на пленку. Он слушал не только ушами — и лицом, и руками, и наклоном туловища, репликами, восклицаниями, постоянными вопросами, хохотом и -уже под вечер — полукомандами.

— Так! — прерывал он меня. — А теперь расскажите, что вы чувствовали, когда решили не встречаться больше со Светой…

— Подождите, Света! Подробнее! Вот он пришел и сказал, что больше не уйдет…

— Да, оставил портфель и вышел позвонить, внизу автомат…

— А вы?

— А я посмотрела на его портфель… И стала вокруг него танцевать.

В перерывах мы гуляли по лесной аллее, смотрели солнышку в глаза.

Одного дня, вечера и половины ночи оказалось мало. Перед сном мы сказали, что пойдем погулять. Он чуть не выскочил из пижамы:

— Как?! Вы ходите гулять… вдвоем?

— Ну да, а что?

— Я не думал, что есть такие семьи, как ваша…

В глазах и любопытство, и недоверие.

На той прогулке мы объяснили для себя эту подозрительность во взгляде. Днем Игнатий Моисеевич рассказал, как зашел недавно к Александру Володину. Тот был в депрессии. На прощанье сказал: "Игнат! Неужели остались люди, которые хоть во что-то верят?"

Тогда, в своем сибирском лесу, мы еще раз подумали, как далека столичная жизнь, как она хитра, проста и безжалостна… И кто? Володин! "Пять вечеров", "Старшая сестра"! Эх!

Утром Дворецкий вдруг начал делать зарядку.

— Это ваше влияние! Пузцо, конечно, мешает… Но ничего! Есть женщины, которым пузцо нравится.

Потом я опять включил магнитофон. В этот день было немного по-другому. Игнатий Моисеевич прерывал меня все чаще. "Не то… Расплывчато!.."

Мне же все больше хотелось спать, голова отказывала.

— Лёня, вы плохо рассказываете! Правда, Света?

— Правда! Он плохо рассказывает! Поучите его, Игнатий Моисеевич!

И Игнатий Моисеевич показывал в лицах, какой я неважный собеседник. Я же сидел и ощущал фразу из "Трех мушкетеров": "Д'Артаньян почувствовал, что тупеет".

Под вечер он делал со мной, что хотел. Вдруг посмотрел докторским взглядом, прервал:

— Лёня, снимите очки!.. Да, так вам лучше! Не надевайте! И я не надевал. И рассказывал все хуже. Вечером он уезжал последним автобусом. Кроме записанных кассет увозил Светин дневник и банку соленых груздей.

— Я могу использовать дневник в пьесе?

— Можете!

— И вам не жалко?

— Мы еще наживем!

— Ну, ребята, я ваш должник! Пьеска будет — что надо! Я… ваш… должник! Вы поняли?

Ожидая автобус, гуляем. Дворецкий спрашивает:

— Света! Вы бы хотели жить в Москве? Вам же надо писать!

— А Лёня?

— А Лёня бы работал в каком-нибудь НИИ.

— Нет, Игнатий Моисеевич, не хочу!

— Здесь же вы пропадете!

— Не пропадем!

— Вам среда нужна, без нее не пробьетесь! Дети! Ах, дети!

Распрощались на том, что встретимся у него через день. Расстались очень дружески.

Автобус ушел, а мы остались усваивать главный урок. Главные уроки отличаются тем, что на уроки не похожи. Поэтому многие их не замечают.

У нас уже сложилось правило: наутро после важных событий заглядывать в себя и спрашивать сердце: ну как? Днем мне на работу позвонила Света:

— Я утром встала, и как-то неуютно… Позвонила Дворецкому, сказала, что завтра не придем, попозже… Ты меня извини, я себя так плохо вела…

Я ответил, что мне тоже не по себе.

Вечером сидели на кухне, Света дала грибы. (Почти все поворотные моменты случаются за едой!)

— Почему я был не похож на себя? (Света: "Да, не похож! Я под конец испугалась: что это с тобой?"). Потому что был усталый. Я и сейчас усталый — пятые сутки сплю по четыре часа! А до этого месяц спал по шесть. Что будет дальше? Мы начнем встречаться вот с такими мэтрами, полумэтрами, они будут от тебя шалеть, вы будете говорить о литературных тонкостях, и я должен с ними состязаться. (Света: "Я теперь поняла: он сделал так, что в конце я стала меньше любить тебя!") Ну ладно, ребята, я готов потягаться, но давайте хоть чуть-чуть на равных! (Света: "Вот именно!") А пошлю-ка я вас! (Света: "Молодец!") Все равно, надо будет уходить! Ну, не буду я кандидатом ваших всяческих наук, что — меня жена меньше любить будет? (Света: "Больше! Посылай их всех! Давно пора!")

Тут я положил вилку и заходил по коридору. При этом говорил зеркалу:

— Отцепись, худая жизнь! Прицепись, хорошая! Потом вернулся к тарелке. Света сияла, как волнушка. Вдруг на полпути моя рука с вилкой остановилась. И у меня сказалось:

— Пора посылать Дворецкого! А Света:

— Правильно!

Мы сбегали в санаторий, я позвонил Игнатию Моисеевичу, попросил пять минут разговора. На попутке приехали в город.

Пошел я один. Света хотела получить обратно кассеты и дневник. Я сказал, что заговаривать об этом не буду, дневник он, конечно, вернет, а кассеты, конечно, нет.

Вот наш с Дворецким разговор:

— Перед нашим разговором мы договорились, что вы не будете барином.

— А я был барином?

— Моментами барин таки лез. Поэтому встречаться больше не будем. Извините.

Иду в прихожую, одеваюсь. Он стоит посредине комнаты.

— Хорошо, встречаться не будем. Но объясните, что случилось?

— Вы все понимаете.

— Я ничего не понимаю! Лёня! Подождите! Ну нельзя же так! Вы двадцать километров ехали неизвестно на чем, и только для того, чтобы сказать мне, что я — м…к! Но объясните! Я же старше вас, в конце концов! Это же оскорбительно!

Тут я прошел обратно в комнату, и мы немножко поговорили всласть, не выбирая выражений.

Я перечислил, где он слегка унижал собеседника. Он согласно кивал, а потом крикнул:

— Но вы же там были!

— О себе я выводы сделал на всю оставшуюся. А сейчас вы попросили — о вас.

— Ладно, хватит! Заберите дневник! Вот, держите! Я прочитал, она способнейший человек! Отбирает такие детали! У нее сценичное мышление, это редкость! Но надо работать над диалогами, диалог должен толкать действие!

Потом мы присели, он в кресло, я рядышком на подлокотник и поговорили друг о друге. Слов не смягчали, но почтительность была обоюдная. Я вскользь упомянул, что решил уйти с работы.

— Не делайте этого! Это страшная ошибка! Лёня! Зачем вам? Вы же кончили аспирантуру, у вас готова диссертация, была предзащита, Линков о вас прекрасно отзывается. Вы не представляете всех сложностей! Когда Тимур Гайдар…

— А что Тимур Гайдар? Умер, когда не получилась книга?

— Нет, он же был завотделом "Правды"!

— Ну и что?

— А кто он теперь? Это же поражение!

— В глазах кого?

— Общества!

— Общество меня не волнует.

— В глазах жены!

— Жена меня давно уговаривает уйти.

— Дети! Ах, дети! Ничего не понимаете! Расстались без обид, с полным уважением.

Ночью мы опять много разговаривали и вспомнили одну свою блажь. Когда стали жить вместе, Света предложила: без обмана! Без супружеских измен никто вокруг не живет. Поэтому у каждого будет день в неделю, когда он может идти куда хочет и ночевать где хочет. А другой ни о чем не спрашивает. У меня, допустим, вторник, у нее четверг. Ну ладно.

Наступил вторник, я почему-то не хочу никуда. Она спрашивает. А я так и говорю: что-то неохота, пойду через неделю. А в четверг почему-то не пошла она. Так и жили два года, не разлучаясь, но допуская. И вот, той ночью я ей сказал:

— Ты можешь делать, что хочешь, но знай: я тебе изменять не буду. А она:

— А я тем более не буду! Зачем?

— Ты человек свободный, делай, что хочешь. Просто знай: я не буду.

Пять месяцев я заканчивал свои дела в институте. Света работала дворником в санатории.

В начале мая 1986-го, уволившись из Академии наук, я взял справочник и позвонил в первое попавшееся домоуправление. Так мы стали уборщиками подъездов.

Больше года мыли мы городские подъезды, санаторские полы и плевательницы зубоврачебного кабинета. Работали руками. Зато освободили головы и писали первый вариант своей первой книги.

Весной 1987-го пришла печальная весть. Развернули "Литературную газету", там некролог. Умер Дворецкий".

***

О том, как жить счастливо, слушать свою душу и сердце, и не умирать раньше времени — в книгах Светланы Ермаковой и Леонида Жарова.

Мы на несколько дней открываем возможность получить их со скидкой.

Чтобы получить скидку необходимо при заказе в поле «Купон скидки» ввести код: 40new (без пробелов и знаков препинания).

Проходите по ссылке ниже, выбирайте книги и методики, и получайте:

http://selyodkin.ru/op/catalog/category/id/1

Пишите в ответ на этот выпуск.

Павел Селёдкин